Если бы у человека были крылья, они мешали бы ему ползать.
Я тут узнала, что у некоторых остался неправленный вариант 29 главы, в котором Гарри разговаривал.
У кого остался этот ляп, перекачайте исправленный вариант.
читать дальшеГЛАВА XXIX
Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae*
Добби разбудил Гарри на рассвете. Сонно потягиваясь и зевая, мальчик поплелся в ванную. Когда он вернулся в комнату, на столике уже исходила паром чашка его любимого шоколада и стояла тарелка со свежей выпечкой, заполнявшей комнату запахом корицы. Гарри с удовольствием выпил шоколад и нехотя сжевал булочку – в такую рань аппетита совсем не было, но ему не хотелось наблюдать истерику Добби, который слишком ревностно относился к своим обязанностям по прислуживанию «молодому хозяину». На уже заправленной кровати лежала совершенно новая одежда. На Йоль положено надевать хотя бы одну новую вещь, но Малфои все двенадцатидневье, пока длится праздник, предпочитали каждый день носить новую одежду. Гарри провел рукой по мягкой темно-синей шерсти. Невесомый свитер, связанный из тончайшей ангорской шерсти с добавлением пуха нюхлеров сохранял наиболее комфортную для тела температуру – в нем было не жарко и не холодно. Традиционно хозяйка дома вязала что-нибудь для всех членов семьи, чтобы не обидеть Йольского Кота**, но Нарцисса, а теперь, вероятно, Сириус покупали что-нибудь из одежды и добавляли от себя какую-нибудь деталь. Мать всегда выбирала для Гарри свитер зеленого, а для Драко – серого или серебристого цветов – под цвет их глаз. Мальчик улыбнулся, обводя пальцем вышитого парящего пегаса. У крестного был несомненный талант: все его поделки, как артефакты, так и вышивки были невероятно красивы.
За то время, пока Гарри переодевался, Добби успел убрать со стола посуду и положил туда золотой серп, которым принято срезать обрядовую омелу. Гарри недовольно поморщился, взяв в руки неудобное и опасное орудие труда, с которым ему предстояло карабкаться на дерево, и направился к Драко. Далеко идти не пришлось: мальчики столкнулись в коридоре. Мантия Драко, также вооружившегося серпом, была не застегнута, а из-под нее виднелся такой же, как и у Гарри, свитер, только белый и с вышивкой в виде Шведского Короткорыла, выдыхающего пламя***.
Когда мальчишки вернулись в дом, левитируя свою добычу – обрядовую омелу трогать руками запрещено – подготовка к празднику шла уже полным ходом. Парадную дверь Малфой-мэнора украсил огромный венок из ветвей остролиста с ярко-красными ягодами, на стенах эльфы развесили плющ. Можжевельник, дрок, ветви сосны и ели, алые розы и гвоздики составляли причудливые композиции в вазах, расставленных по всем комнатам. Одуряюще пахло яблоками и восковницей. Четыре омелы Гарри и Драко с помощью магии прикрепили над дверьми парадного и черного входа, гостиной и бального зала, а еще четыре, злорадно переглянувшись, отправили в свободный полет по поместью. Мальчики едва успели наложить последнее заклинание, как домовик сообщил, что их уже ждут в холле, где собрались все обитатели и работники поместья и их семьи.
Когда Гарри и Драко вошли, в празднично украшенном холле уже выстраивалась длинная процессия. Едва мальчики встали рядом с отцом, Блэк, возглавлявший шествие, шагнул через порог услужливо распахнутой домовиками парадной двери. В руках он держал странный вытянутый предмет, похожий на широкий поднос, накрытый черным шерстяным покрывалом. На подносе стояла, сверкая рубинами, золотая чаша, окруженная тремя красными свечами из восковницы. В чаше плескалось красное вино****. За сыном последовала Валбурга с корзинкой, полной пирогов, яблок, бус из сухого шиповника и боярышника, а также разноцветных фигурок людей и животных, выпеченных из теста. Стенки корзинки были обложены колосьями пшеницы, посыпанными мукой. За леди Блэк из дома вышли Люциус и мальчики. После них – все остальные. Сириус обходил мэнор по часовой стрелке, двигаясь как можно осторожнее, стараясь не расплескать вино. Время от времени все хором повторяли древнее приветствие, приглашающее в дом любого путника, а также души умерших предков. Домовики мэнора метались от окна к окну, от дверей к дверям, проверяя открыты ли они: по традиции в эту ночь запрещено запирать окна и двери.
Завершив обход поместья, Сириус повел всех в плодовый сад. Дойдя до старой, узловатой яблони, рядом с которой возвышался круглый каменный алтарь, лорд Блэк осторожно сгрузил на него свою ношу. Валбурга, передав корзинку Драко, помогла перенести на алтарь свечи и чашу, расправить на нем черную ткань и установить еще одну свечу. Колючий зимний ветер постоянно пытался задуть посвященные Богине-Матери зачарованные свечи, но те, защищенные магией, словно не замечали его попыток.
Женщины и девочки присоединились к Сириусу и Валбурге. Все вместе они начали украшать алтарь ветвями вечнозеленых растений и раскладывать на нем содержимое корзинки леди Блэк. Мужчины же, во главе с Люциусом, отправились в еще один обход поместья. Лорд Малфой доставал из кожаного мешочка пепел, оставшийся от прошлогоднего Йольского костра, и маленькими щепотками бросал его вверх, благословляя будущий урожай и приплод скота.
Мальчишки, под руководством Гарри и Драко, облепили яблоню, украшая ее бусами из засушенных ягод, яблоками, пирогами, испеченными в форме солнечного колеса*****, разноцветными ленточками, фигурками и свечами. Зеленые свечи были символом дома, благоденствия и благополучия, вечной надежды на новую жизнь. Белые – серебряного звёздного чертога, откуда на землю возвращается Король Дубовых Листьев. Красные – Бригит, матери всего сущего******. Черные – торжества Тьмы, ее, пусть и временной, победы над Светом.
Закончив наряжать дерево Йоля, Гарри спрыгнул на землю и машинально потер царапину на щеке, заработанную им, когда он чуть не сверзился с яблони, закрепляя на самой ее верхушке наконечник копья.
– Надо пластырем заклеить, – робко сказал кто-то рядом. Гарри обернулся: рядом с ним стояла худенькая бледная девочка, одетая в маггловскую одежду. Он недоуменно взглянул на нее, не понимая, что маггла забыла на их семейном празднике, но все-таки, мило улыбнувшись, взмахнул палочкой, выписывая слова в воздухе:
«Привет, я раньше тебя никогда не видел. Ты первый раз отмечаешь Йоль в мэноре?»
Девочка в волнении затеребила молнию на своей курточке и, кивнув, бессвязно залепетала:
– Я давно хотела… праздник у волшебников… и вот… лорд Малфой разрешил… папа там, с ним, – и она ткнула пальцем в сторону процессии мужчин, возвращавшихся к алтарю.
Гарри слегка нахмурился, пытаясь догадаться, кто из них ее «папа».
«А как его зовут?» – уточнил он.
– Кевин… Кевин Кларк…
«Так ты дочь моего учителя? – оживившись, заулыбался мальчик. – Прекрасно! Рад познакомиться с тобой. А как тебя зовут?»
– Хоуп******.
«Хоуп? – Гарри немного удивился странному маггловскому имени, но скрыл это. – Красивое имя».
– Анри, – надменно, растягивая гласные, произнес Драко, немедленно подошедший к Гарри, – ты познакомишь меня со своей собеседницей?
«Драко, это Хоуп Кларк, Хоуп, это Драко Малфой, мой брат».
Драко церемонно склонил голову:
– Рад знакомству, мисс Кларк.
Девочка смущенно улыбнулась, но, прежде чем она что-то ответила, к детям подошли Люциус и Кевин.
– Может, все-таки останетесь, хотя бы на праздничный пир? – продолжая разговор, спросил Малфой.
– К сожалению, мы не сможем. Я волнуюсь за Аманду. Я был против четвертого ребенка: здоровье моей жены оставляет желать лучшего, но в некоторых вопросах с женщинами спорить бесполезно, – Кларк беспомощно развел руками и улыбнулся дочери: – Вижу, что ты уже познакомилась с Анри и Драко.
Девочка кивнула и обреченно спросила:
– Нам уже пора?
– Да, нам не следует оставлять маму одну надолго, – подтвердил Кевин.
– Вы можете оставить дочь у нас – мальчики за ней присмотрят, – любезно предложил Малфой.
Последнее время Люциус кардинально изменил свое отношение к сквибам и «магглорожденным». Он осознал, что борьба и разногласия с ними могут привести к печальному финалу: волшебники исчезнут под напором сплоченных и многочисленных магглов.
Услышав предложение отца, Драко не сдержался и бросил на него недовольный взгляд. Он не выносил, когда кто-то претендовал на внимание Гарри. И лишь понимание, что его протест ни к чему не приведет, заставило его промолчать. Ему немедленно захотелось стукнуть пигалицу чем-нибудь тяжелым, и Драко стал лихорадочно придумывать, какую пакость подстроить нежеланной гостье.
– Нет, – к вящей радости Драко отказался Кевин. – Простите, лорд Малфой, но мы решили отметить этот праздник всей семьей.
Попрощавшись, Кларк взял дочь за руку и повел ее к воротам поместья, за которыми оставил машину. Хоуп обернулась и робко махнула им рукой. Гарри тоже помахал ей в ответ, Драко же лишь сухо кивнул и, схватив свою «собственность» за руку, буквально потащил Гарри в мэнор, куда уже пошли все участники праздника.
Большой обеденный зал поместья встретил гостей поместья столами, ломящимися от разнообразных блюд. На центральный стол, за которым должны сидеть хозяева, домовики водрузили тушу здоровенного кабана, запеченного целиком. Гарри, ехидно хихикнув и воровато оглянувшись – не смотрит ли на него кто-нибудь? – втолкнул в пасть кабана яблоко, отчего тот потерял грозный вид и стал походить на мирную домашнюю свинку, жующую свой обед.
Заметивший эту проделку Сириус лишь покачал головой, про себя отметив, что Мародерам подрастает достойная смена.
Взрослые со смехом и шутками занимали свои места, дети же выстроились в очередь перед центральным столом. Малфой и Блэк встали перед ними и кивнули головой первой паре мальчиков. Как по команде, все в зале замолчали и над залом зазвучали гимны, прославляющие Божественного ребенка, победившего Тьму, и Великую Мать, Создательницу всего сущего. Юные певцы, в основном, по двое-трое, а когда и по одному, старательно выводили старинные гимны и баллады, получая в награду волшебные сладости и серебряные сикли. Приняв заработанные подарки, довольные дети бежали к родителям.
Взрослые активно участвовали в импровизированном концерте, поддерживая маленьких певцов аплодисментами и подхватывая песню, если кто-то из детей терялся и забывал слова.
Последним к столу подошел Драко. Он запел весьма фривольную балладу о молодом охотнике, решившем подсмотреть за купающимися дриадами. Красочные, лишь слегка завуалированные описания женских прелестей вызвали одобрительный свист и гогот мужчин, румянец и смущенное хихиканье женщин. Судя по довольной мордашке Гарри, он заранее знал об этой выходке Драко. Люциус, сохраняя невозмутимое выражение на лице, склонился к уху Сириуса и тихо прошипел сквозь зубы:
– По-моему, я давненько не порол наших сорванцов.
– А, по-моему, ты вообще их ни разу не порол, – также тихо парировал Блэк.
– Пора начинать, – зловеще улыбнувшись мальчику, что, впрочем, не оказало на него заметного влияния – тот даже не дрогнул – пообещал Малфой.
– Поздно, – отметил Сириус и подмигнул Драко.
Красивый, хорошо поставленный (занятия с профессиональным итальянским певцом явно не прошли даром) голос мальчика звенел под сводами зала. Закончив песню, он артистично раскланялся под гром аплодисментов и подошел к отцу за положенной наградой. Люциусу ничего не оставалось, как наградить его сладостями и сиклем. Он лишь ядовито сообщил сыну, что за содержание баллады он получит отдельный подарок… позже. Сириус, не обратив внимания на недовольство Малфоя, добавил певцу от себя галеон за «необычный репертуар».
После того как Драко занял свое место, Люциус вытащил фамильный кинжал и разрезал кабана на куски, которые эльфы немедленно переместили на блюда и расставили по всем столам. Сириус же торжественно зажег светильник Йоля, ознаменовав тем самым начал пира. Пряный сидр (для взрослых) и яблочный сок (для детей) буквально лились рекой. Блюда с едой опустошались, чтобы тут же быть замененными на новые. После того как первый голод был утолен, часть гостей переместилась в бальный зал, где специально приглашенные музыканты уже играли танцевальные мелодии. В дверях зала то и дело возникали заторы, когда пары, оказавшиеся под омелой, начинали целоваться, подзадориваемые другими гостями. Отовсюду слышался радостный смех, весело блестели глаза, краснели румянцем щеки кружившихся в танце людей. Гости постоянно сновали между комнатами, то танцуя в бальном зале, то участвуя в разнообразных играх в гостиной, то возвращаясь к столам. Когда стемнело, все снова покинули дом, отправившись в сад.
Люциус высыпал из мешочка остатки пепла прошлогоднего костра на сложенный из поленьев высокий шалаш и несколько раз с силой стукнул друг об друга два осколка кремня, высекая искры. По небольшой охапке сухой травы пробежались сначала робкие, а потом все более сильные язычки огня, и вот уже к темному небу взметнулось пламя, рассыпая искры – разгорелся новый костер Йоля, знаменующий собой начало нового года. Выхватив с помощью чар левитации небольшую щепку, леди Блэк направила ее к яблоне, виртуозно поджигая закрепленные на ней свечи. Вокруг костра возник хоровод, время от времени змейкой перемещающийся то к яблоне и алтарю, то возвращающийся обратно к огню. Веселье продолжалось. Дети срывали с дерева подвешенные на нитках домовиками, пока все были в мэноре, небольшие подарки и сладости. Взрослые и молодежь водили хоровод, целовались, шутили, желали друг другу всяческих благ. С холма за садом скатили зажженное колесо Йоля.
Спустя некоторое время, Гарри тихонько ускользнул из сада, направившись в свои комнаты: его ждал очищающий ритуал. Ванна уже была заполнена водой с отварами трав. Мальчик вдохнул аромат, наполняющий ванную: ромашка, чистотел, полынь. Окунувшись в воду с головой, он расслабился, наслаждаясь горячей водой. Вынырнув, устроился удобнее и погрузился в медитацию, освобождая сознание от посторонних мыслей. Очнулся он, почувствовав, как уходит вода. Гарри поднял голову – возле него стоял Сириус с кувшином воды из семи источников. Дождавшись, когда последняя вода исчезнет в сливном отверстии, крестный принялся обливать мальчика из кувшина, бормоча ритуальные очистительные формулы на латыни. Прохладная вода приятно скользила по распаренной коже Гарри, даря ему ощущение бодрости и свежести.
Ближе к полуночи, когда поленья костра превратились в угли, а на яблоне погасили все свечи, кроме черных, наступила пора обрядовых песнопений, призванных помочь Богине даровать миру молодого Бога. Сириус увел всех молодых людей, не достигших совершеннолетия, в мэнор. Там, на большом толстом ковре перед камином, в котором с утра медленно тлело Йольское полено, до самого рассвета он будет рассказывать им старинные легенды и сказания.
Взрослые же окружили алтарь. Из-под ветвей яблони выступил Гарри, вернувшийся к этому моменту из дома, и лег на алтарь, где заранее освободили место, отодвинув подношения духам природы и душам мертвых и постелив овечью шкуру. Валбурга дала ему выпить зелье, погружающее в глубокий транс. Она и Люциус решили объединить обряды Йоля и инициации, чтобы избежать любого риска для мальчика. Пока остальные взрослые пели обрядовые гимны, леди Блэк и Малфой-старший проводили инициацию Гарри. Дыхание мальчика становилось все реже и неслышнее, но вдруг он выгнулся на алтаре и захрипел. Яркий белый свет окутал его, словно кокон шелкопряда. Перепуганные Люциус и Валбурга кинулись к нему, чтобы прервать обряд, но их просто откинуло в сторону, чуть не разорвав при этом обрядовый круг.
Выпив зелье, Гарри ощутил, что проваливается во тьму. Очнулся он в странном месте, напоминающем пустыню, в которой они как-то побывали всей семьей. Только песок был не желтым, а черно-красным, похожим на запекшуюся кровь. Гарри нахмурился, пытаясь сообразить, что ему следует делать, и тут же вздрогнул от громкого мужского рыка, раздавшегося за его спиной:
– Проклятый урод! Ненормальный!
Гарри резко обернулся и увидел жирного мужчину, покрытого черными, гнойными язвами. Стоящая рядом с ним худая блондинка с такими же язвами поддержала толстяка противным визгливым голосом:
– Посмотри, что ты сделал с нами! Это все твоя вина, мерзкий гаденыш! Ты такой же никчемный, как и твои родители! Сын алкаша и шлюхи! Тебе нельзя позволять жить с нормальными людьми!
– Я позволил взять тебя в свой дом, ненормальный, и так ты отблагодарил меня?! – лицо мужчины перекосилось от гнева, изо рта летели слюни. Он медленно надвигался на Гарри, держа в руках ремень. – Мне надо было сразу же выкинуть тебя на помойку, как только Петунья обнаружила тебя на нашем крыльце! Там твое место! Лучше бы ты сдох вместе со своими родителями, а не портил жизнь приличным людям! Но сейчас я тебе покажу, как заниматься своими уродскими выходками!
Гарри даже не вспомнил, что все это – иллюзия, его страхи, которые ему необходимо побороть. Так же легко из его головы вылетели шесть лет жесткой муштры Кларка и вампира. Он словно снова превратился в необученного четырехлетнего ребенка. Мальчик пятился от здоровяка, с отчаянием понимая, что противопоставить ему нечего. Мужчина был тяжелее его фунтов на двести. Оставался один выход – задать стрекача, надеясь, что жирный громила его не догонит. Мальчик повернулся, но тут же почувствовал, как его шею обвивает широкий ремень. Резкий рывок уронил Гарри, и на него тут же навалился толстяк, заламывая ему руки за спиной и продолжая затягивать ремень на его горле. Блондинка схватила мальчика за ноги, не давая ему вырываться. Гарри захрипел и выгнулся дугой, борясь за глоток воздуха. «Дядя Вернон и тетя Петунья, – мелькнуло у него в голове понимание того, кем же были эти незнакомцы, прежде чем его сознание начало угасать, и он неслышно, одними губами взмолился: – Мама…»
Ослепительный свет проник сквозь закрытые веки мальчика, и он ощутил, как навалившиеся на него люди и ремень с его шеи исчезли. Отдышавшись, он осторожно приоткрыл глаза и увидел беспомощно барахтавшихся в песке бывших опекунов, оплетенных веревками.
– Петунья! – воскликнул за его спиной разгневанный женский голос. – Ты как была, так и осталась завистливой, подлой дрянью!
Гарри сел, потер болевшую шею и осторожно обернулся на голос. Шикарные рыжие локоны обрамляли лицо зеленоглазой женщины, стоявшей с палочкой в руке, а рядом с ней… Гарри вскочил на ноги и бросился к блондинке, обнимая ее за талию и прижимаясь головой к ее груди.
– Мама, мама, мамочка, – лепетал он, вдыхая такой родной и знакомый запах, даже не осознавая, что впервые после смерти Нарциссы, заговорил.
Блондинка ласково провела рукой по растрепанным волосам мальчика:
– Я тоже рада тебя видеть, ненаглядный мой, – Нарцисса осторожно, двумя пальчиками, приподняла подбородок Гарри, заставляя приемного сына посмотреть себе в глаза: – Меня очень огорчает, что ты винишь себя в моей смерти. Ты должен помнить, что я люблю тебя, и что твоя жизнь и счастье – это главное для меня. Пообещай мне, что больше не будешь изводить себя подобными глупостями!
– Конечно, мама, – без тени сомнения поклялся Гарри, готовый выполнить любую просьбу Нарциссы.
Тем временем рыжеволосая ведьма подошла к Вернону и от души пнула того под зад остроконечным носком туфли:
– А тебя, жирный похотливый козел, я проучу по-своему, – она сделала замысловатый взмах палочкой, накладывая на толстяка невербальное заклятие. – Теперь ты не сможешь приставать как к маленьким беззащитным мальчикам, так и к собственной противной супруге!
Вернон взвыл, извиваясь и тыкаясь лицом в песок, не в силах произнести ни слова. Закончив с толстяком, рыжеволосая повернулась к лежащей рядом с ним жене, замершей в испуге, словно кролик перед лисицей:
– Петунья, ты предала нашу семью, меня. Ты превратила моего сына в бесправного раба, вынужденного выполнять непосильную работу. Ты даже не подумала пресечь грязные поползновения своего мужа-извращенца. Наши родители безмерно огорчены тем, во что ты превратилась. Они бы тоже хотели побеседовать с тобой, но не смогли. Тот ад, в котором ты сейчас находишься, служит достойным наказанием за твои поступки. И пока ты не осознаешь свою вину и не раскаешься, ты будешь пребывать в нем. А теперь вам пора вернуться в то болото, откуда вы выползли, – подчиняясь взмаху палочки, Вернон и Петунья исчезли, провалившись в появившуюся под ними черную дыру. Лили же подошла к Нарциссе и Гарри и, аккуратно вытянув мальчика из объятий леди Малфой, прижала его к себе: – Я так рада, что смогла встретиться с тобой, малыш!
– Лили… мама… – неуверенно произнес Гарри.
– Не смущайся, – ободрила его рыжеволосая волшебница, – я тоже считала своими родителями неродных мне людей. Прости, что не смогла защитить тебя. Что ты вынужден был расти в доме моей ужасной сестры и ее мужа, и если бы не Северус и Малфои…
– А… Дже… отец? – с надеждой оглядываясь по сторонам, спросил мальчик.
– Он тоже хотел пообщаться с тобой, но эта ночь принадлежит матерям. Ты призвал нас, и мы смогли прийти тебе на помощь. Джеймс велел сказать тебе, что он гордится тобой, наш маленький храбрый сын! И просил передать свою благодарность Северусу, Люциусу и Сириусу.
– Да уж, – ехидно хихикнула Нарцисса, – и от меня, заодно, передай привет двум последним. Мой муженек и кузен отличились, нечего сказать!
– Ты… не сердишься на них? – с легким испугом уточнил мальчик.
– Конечно, нет! – безапелляционно отрезала Нарцисса. – Я люблю их обоих и рада, что они нашли свое счастье друг с другом. Но ты, – блондинка буквально расплылась в ядовитой ухмылке, – можешь как следует напугать их, заявив, что я рву и мечу, с нетерпением поджидая встречи с ними!
Нарцисса вновь заключила в свои объятья радостно захихикавшего Гарри, и он замер, наслаждаясь теплотой и любовью, исходящими от обеих женщин.
– Так, так, – прервал семейную идиллию надтреснутый старческий голос, – что тут у нас? Две заботливые клуши и маленький цыпленок. Не многовато ли, для одного?
Женщины возмущенно вскинулись и тут же, отпустив сына, почтительно поклонились одетой в изодранные черные обноски старухе, приветствуя Богиню-мать. Гарри внимательно разглядывал стоящую перед ним пожилую женщину, сжимавшую в руках какой-то сверток. Ее худые босые ноги были покрыты уродливыми клубками багрово-синих вен, и мальчику на миг показалось, что такие же клубки покрывают растянутый живот истерзанной бесконечными беременностями и родами женщины.
– А это уже совсем невежливо! Заглядывать леди под платье! – голос старухи стал молодым и звонким, а бесцветные глаза налились голубизной весеннего яркого неба. Гарри ощутил щелчок по носу. Потирая пострадавшую часть лица, он торопливо пробормотал извинения.
– Великая Мать, – Нарцисса выступила вперед, просительно глядя на пришелицу, – в эту праздничную ночь, позволь молить тебя о милости! – и она опустилась перед Богиней на колени, целуя край ее одежды.
– И что же ты хочешь, дочь моя? – насмешливо осведомилась старуха.
– Благослови нашего сына! – выдохнула Нарцисса.
– Благослови, – эхом поддержала ее Лили, также опускаясь на колени.
– Что ж, – Бригит внимательно оглядела мальчика, – просьбы матерей священны. Подойди ко мне, цыпленок.
Гарри, скрывая охватившую его робость, подошел к Богине и, подчиняясь рывку Нарциссы, ухватившей его за подол мантии, встал на колени.
Старуха удобнее перехватила недовольно закряхтевший в ее руках сверток и наклонилась к мальчику, целуя его в лоб. Из свертка высунулась маленькая детская ручонка и крепко ухватила Гарри за прядь волос.
– Смотри-ка, – заливисто рассмеялась Бригит, – ты и моему сыночку пришелся по вкусу.
Придерживая ребенка одной рукой, второй она попыталась разжать крохотные пальчики, чтобы освободить Гарри. Из свертка послышался возмущенный рев младенца. С трудом вызволив из крепкой хватки сына волосы юного волшебника, старуха без всякого стеснения обнажила обвислую грудь, всю в растяжках, похожих на старые побелевшие шрамы, и сунула крупный темный сосок в раскрытый ротик младенца. Плач немедленно затих, сменившись довольным причмокиванием. Богиня задорно улыбнулась Гарри и поинтересовалась:
– Раз уж ты так хорош, может быть, и у тебя есть какая-нибудь просьба ко мне?
Гарри снизу вверх умоляюще посмотрел на Великую Мать:
– Мой крестный… он… у него тоже будет ребенок… можно, чтобы с ним все было хорошо?
– Знаю, – нахмурилась Бригит, ее голос снова стал по-старчески ворчливым. – Не след мужчинам рожать, для этого женщины предназначены! Вам же, людям, все неймется, и этой вертихвостке, прислужнице вашей, тоже. Сначала нарушаете божеские законы, а потом хотите, чтобы у вас все хорошо было!
– Прислужнице? – растерялся Гарри, не в силах понять, о чем, собственно, идет речь.
– Да магии вашей, – объяснила Мать Холодов, сердито поджимая губы. – Вот, ужо, прижму ей хвост, чтоб знала! – и она погрозила кулаком куда-то в сторону. Гарри заворожено наблюдал за кулаком со старческими узловатыми пальцами, обтянутыми кожей, похожей на пергамент.
– Ладно, – заключила Богиня-мать. – Обещанного назад не беру. Передашь этот поцелуй крестному своему, тьфу ты, срам какой, мужику рожать! – и с этими словами старуха вновь склонилась к Гарри, целуя его в губы. – Да смотри, в живот его поцелуй, чтобы и он живой остался, и детки его, – саркастически усмехнувшись, наказала она. – Ну все, цыпленок, тебе пора.
– Детки? – успел ошарашено переспросить Гарри перед тем, как все перед ним поплыло, и он осознал, что сидит на каменном алтаре, тяжело дыша, как после быстрого бега.
К нему тут же подскочил перепуганный Люциус с совершенно шальными глазами и принялся лихорадочно ощупывать мальчика, словно пытаясь определить, все ли его конечности на месте. Гарри, еще не отошедший от шокирующего заявления Богини-матери, изумился еще больше: он впервые видел страх отца. Даже в критической ситуации в министерстве лорд Малфой выглядел раздраженным, печальным, гневным, но не испуганным.
– Со мной все в порядке, отец, – Гарри поспешил успокоить взволнованного родителя и лукаво улыбнулся. – Мама передавала привет тебе и Сириусу.
– Люциус, – бледная Валбурга осторожно дотронулась до плеча зятя, – взгляни на его лоб.
Мальчик удивленно посмотрел на леди Блэк, а потом оглянулся на молча застывших вокруг алтаря фермеров и работников семьи Малфой.
Вскоре после того, как волшебный мир узнал, кем является воспитанник Люциуса, Гарри посетил вместе со своей семьей Косой переулок и увидел фанатичное обожание в глазах большинства волшебников. И если бы не присутствие отца и Дарка, отпугивавших практически всех жителей магического мира одним своим надменным и угрожающим видом, то Гарри, скорее всего, порвали бы на сувениры его многочисленные поклонники. С тех пор мальчик соглашался посещать магический Лондон только скрыв свою личность. И он был безмерно благодарен всем обитателям поместья, что их отношение к нему совершенно не изменилось. Для них он так и остался «молодым господином Анри». Сейчас же в глазах суровых немногословных фермеров и их хозяйственных пухленьких жен он видел то же преклонение, что и у других волшебников.
Люциус откинул челку Гарри, открывая лучший вид на то, что и так было невозможно скрыть: бледный шрам от заклятия Темного Лорда исчез, а вместо него на лбу мальчика сиял трискел*******.
– Благословение Великой Матери, – прошептал Малфой. И, пропустив между пальцев ярко-зеленую прядь волос воспитанника, обреченно закончил: – И Короля Дуба.
– Гм, – Гарри заерзал на овчине, не понимая, что произошло, и ощущая себя крайне неловко, – мне нужно увидеть крестного и передать ему кое-что. Пойдем?
– Пойдем, – послушно повторил лорд Малфой и, развернувшись, направился в поместье.
Все еще пребывая в ступоре, Люциус вошел в гостиную. За ним в комнату тихонько проскользнул Гарри. Молодежь и дети вповалку спали на ковре, подложив под голову подушечки, принесенные эльфами, или просто друг на друге. Сириус сидел перед камином, задумчиво глядя на переливающиеся всеми оттенками красного угли. Услышав, что кто-то вошел, он встрепенулся и, заметив крестника, облегченно выдохнул.
– Сириус, – тихонько прошептал Гарри, – мне нужно кое-что рассказать тебе, пойдем в твою комнату?
Как только Блэк, Малфой и Гарри переместились в спальню и к ним присоединилась леди Блэк, которая завершила ритуал Йоля, проводила всех гостей к их детям, чтобы те забрали их и отправила всех по домам, взрослые внимательно выслушали подробный рассказ мальчика о том, что с ним произошло. Заставив крестного снять мантию и расстегнуть рубашку, Гарри поцеловал живот Сириуса чуть выше пупка, где на миг появилось белое свечение, которое тут же как будто впиталось в его кожу. Гарри же, словно потратив последние силы на этот ритуал, сразу же заснул, провалившись в крепкий сон. Крайне уставшая леди Блэк отправилась к себе. Люциус отнес сына в его спальню и вернулся к Сириусу. Он все еще не пришел в себя. Блэк, поняв состояние своего супруга, попытался его успокоить:
– Ну что ты так переживаешь? К Гарри вернулась речь. Все же закончилось благополучно?
– Благополучно?! – прорычал Малфой – его волнение все же вырвалось наружу. – Ты называешь это благополучным?! И эти… действительно, клуши… о чем они только думали?!
– Да в чем дело-то?
Люциус обвел глазами комнату, словно что-то разыскивая, потом подошел к столу, грохнул стоящую на нем вазу с цветами и ветвями ели и с наслаждением начал растирать сапогами осколки, стремясь превратить их в мелкую пыль. Отведя душу, он уселся в кресло, и, наконец, соизволил объяснить Сириусу:
– Дело в благословении Бригит. Назови мне волшебников Англии, получивших подобное благословение.
– М-м-м, точно не скажу, но, по-моему, это Мерлин и Салазар Слизерин.
– Вот именно! – Малфой снова вскочил с кресла и заметался по спальне. – Мерлин и Салазар Слизерин! Ты можешь назвать их жизнь спокойной и благополучной? Да, они жили долго, но вот счастливо ли? Вряд ли! И, кстати, их мертвых тел так никто не увидел! В один прекрасный момент они просто исчезли! Все эти легенды о вечном сне, отбытии на зачарованный остров, или ссоре Основателей не более чем сказки и домыслы! А благословение Короля Дуба? Точно помню о Ланселоте. Кто там еще был? Неважно – ничем хорошим для них вмешательство богов не закончилось! Я так старался устроить стабильное будущее своим сыновьям! И вот! Все пошло прахом! Все прахом… – закончил он уже совершенно безнадежным тоном и буквально рухнул в кресло.
– Ш-ш-ш, – Сириус подошел к супругу и стал успокаивающе поглаживать его по голове, потом вытащил его из кресла, раздел и потянул в кровать, покрывая поцелуями шею и лицо Люциуса. – Мы будет рядом с ними, поможем им во всем. Сделаем так, чтобы дети были счастливы.
Увидев, что супруг практически раздавлен произошедшим, Сириус внезапно вспомнил их свадебный ритуал и клятвы, данные ими друг другу. Сириус и Люциус сыграли тихую свадьбу в узком семейном кругу две недели назад. Что, впрочем, не уберегло их от пристального внимания прессы. Ежедневный Пророк посвятил им целый выпуск, в котором был также подробный экскурс в историю однополых взаимоотношений в среде волшебников. Почти при любом упоминании свадьбы Блэка и Малфоя подчеркивалось, что аристократы решили связать свои жизни ради спокойствия детей, что не могло не вызвать умиление у большинства домохозяек магической Британии, поэтому ни одного громовещателя молодожены не получили. Кроме того, в газете подробно описывался ущерб, понесенный волшебным миром из-за маггловских предубеждений, привносимых в среду магов магглорожденными. Подробно объяснялось, почему только магии дано решать, достойны ли те или иные маги рождения ребенка, обладающего волшебством. Рита Скиттер даже раскопала историю тесной «дружбы» молодых Дамблдора и Гринденвальда. Валбурга была так довольна расторопностью сотрудников газеты, что и редактор, и сама Скиттер получили от нее солидное вознаграждение, помимо ежемесячных обязательных сумм.
История, случившаяся с Гарри, не особенно взволновала Сириуса. Он был фаталистом, уверенным, что от судьбы не уйдешь. Люциус же всегда стремился все тщательно спланировать, поэтому это происшествие выбило его из колеи. Увидев состояние супруга, Сириус не мог не оказать ему всяческую поддержку. Решив отвлечь Люциуса от мрачных мыслей, Блэк вдруг ощутил, что его все больше и больше увлекает этот процесс. Они были близки только один раз, в день смерти Нарциссы, потом же их пара была слишком занята повседневными делами и заботами, состоянием здоровья Сириуса, которого мучил сильнейший токсикоз, да и отдельные спальни не способствовали «тесному общению». Благодаря своей анимагической форме, Блэк обладал более острым обонянием, чем другие волшебники, что оказало ему дурную услугу. Из-за этого во время беременности его постоянно рвало, стоило ему почувствовать какой-нибудь сильный аромат – кофе, сыр, переусердствовавшие с духами дамы (Малфою даже пришлось отказаться от одеколона, чтобы супруг мог спокойно поесть, сидя рядом с ним) – как Сириусу приходилось сбегать в ванную комнату. Сейчас же, несмотря на то, что кожа Люциуса буквально пропиталась запахами трав, яблок, восковницы и пота, Блэк не ощущал никаких признаков тошноты. Наоборот, ему неожиданно понравилось собирать губами терпкий, соленый пот супруга. Сириус с наслаждением вылизывал Малфоя, словно собака своего новорожденного щенка. Неожиданно Люциус, пассивно лежавший на кровати, отодвинул Блэка от себя и сдернул с него так и не застегнутую после поцелуя Гарри рубашку и также быстро освободил супруга от брюк и нижнего белья. Затем, откинувшись на подушки, Малфой приглашающее-бесстыдно раздвинул ноги и развратно ухмыльнулся:
– Всегда хотел узнать, что чувствуешь, находясь снизу.
Их вторая близость была совсем не похожа на ту, яростно-агрессивную, первую. Она была наполнена нежностью, лаской и любовью. Невысказанные, но принятые ими обещания поддержки и помощи друг другу во всем как будто витали в воздухе, по-настоящему объединяя их.
* Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae – вот место, где смерть охотно помогает жизни (лат.).
** – Рассказывают, живёт такой зверь. Он огромен, он пушист и прожорлив. Кто знает его, откуда берётся гуляка ночной, хватающий зазевавшихся лентяев ночами? Нерадивых, кто "дров не рубил, воды не носил" поджидает Кот, охотится тёмными ночами как на мышей. Он уж знает, как их отличить: бездельники встречают праздник в старой одёжке, не во что нарядиться белоручкам. Коль не напрял, не наткал – не в чем щегольнуть в праздник будет. Кто сидит сложа руки – останется без подарков и сюрпризов на Йоль. Кто пустой болтун и лежебока – того поймает Йольский Кот. И съест. Цап-царап. (Johannes ur Kotlum).
*** Шведский Короткорыл – симпатичный дракон серебристо-голубого цвета. Пламя, выдыхаемое им ярко-голубого цвета. («Волшебные твари и где их найти»).
**** – треугольник из красных свечей, обращенный вершиной вниз, символизирует плодородное, кровоточащее Материнское лоно, чаша с жертвенным вином – священную кровь Роженицы, а золотистая свеча над основанием треугольника, которую установят позднее, на алтаре и зажгут в предрассветные часы, возвестит скорое рождение Солнечного Младенца.
***** – название праздника «Йоль» (колесо) произошло из-за того, что солнечное колесо (свастика) – это главный символ Солнца. Символически это представлено обычаем зажигать колесо и скатывать его, охваченное пламенем, со склона холма. Помимо светлого значения, это еще и день усопших, и время жертвоприношений для мира и благополучия в наступающем году.
****** – на Самайн Бог умирает и, открывая дверь между мирами, уходит в чертоги мертвых. Триединая (она имеет три ипостаси: девушка, мать, старуха) богиня Бригит в дни Самайна делится на две ипостаси – молодая, плодородная ее часть идет за мужем в потусторонний мир, а на земле остается Мать Холодов – Богиня-Старуха, воплощение смерти и разрушения. «Живая» часть богини соединяется со своим мужем, Королем Остролиста, и зачинает нового бога, будущего Короля Дуба. Это период безвременья, ожидания, время перехода между закончившимся уже, по сути, старым солнечным годом и еще не начавшимся новым. На Йоль приходит пора родов, Богиня-Старуха, Владычица Холодов, рождает молодого солнечного Бога-Младенца, олицетворяя принцип рождения жизни из смерти, или же порядка, появляющегося из хаоса. В ту же ночь новорожденный Бог светлой части года начинает битву со старым королем, своим отцом, за право остаться в мире живых, и через дюжину дней и ночей побеждает его, а с его победой начинается светлая половина года.
****** Hope – надежда (англ.).
******* – трискел представляет собой три соединенные между собой спирали, образующие в центре треугольник и называется «Спиралью жизни». Этот символ обозначает основные элементы Вселенной (земля, море и небо), либо цикл человеческой жизни (рождение, смерть и возрождение), либо триединый образ Матери-Богини (девушка, мать, старуха).
У кого остался этот ляп, перекачайте исправленный вариант.
читать дальшеГЛАВА XXIX
Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae*
Добби разбудил Гарри на рассвете. Сонно потягиваясь и зевая, мальчик поплелся в ванную. Когда он вернулся в комнату, на столике уже исходила паром чашка его любимого шоколада и стояла тарелка со свежей выпечкой, заполнявшей комнату запахом корицы. Гарри с удовольствием выпил шоколад и нехотя сжевал булочку – в такую рань аппетита совсем не было, но ему не хотелось наблюдать истерику Добби, который слишком ревностно относился к своим обязанностям по прислуживанию «молодому хозяину». На уже заправленной кровати лежала совершенно новая одежда. На Йоль положено надевать хотя бы одну новую вещь, но Малфои все двенадцатидневье, пока длится праздник, предпочитали каждый день носить новую одежду. Гарри провел рукой по мягкой темно-синей шерсти. Невесомый свитер, связанный из тончайшей ангорской шерсти с добавлением пуха нюхлеров сохранял наиболее комфортную для тела температуру – в нем было не жарко и не холодно. Традиционно хозяйка дома вязала что-нибудь для всех членов семьи, чтобы не обидеть Йольского Кота**, но Нарцисса, а теперь, вероятно, Сириус покупали что-нибудь из одежды и добавляли от себя какую-нибудь деталь. Мать всегда выбирала для Гарри свитер зеленого, а для Драко – серого или серебристого цветов – под цвет их глаз. Мальчик улыбнулся, обводя пальцем вышитого парящего пегаса. У крестного был несомненный талант: все его поделки, как артефакты, так и вышивки были невероятно красивы.
За то время, пока Гарри переодевался, Добби успел убрать со стола посуду и положил туда золотой серп, которым принято срезать обрядовую омелу. Гарри недовольно поморщился, взяв в руки неудобное и опасное орудие труда, с которым ему предстояло карабкаться на дерево, и направился к Драко. Далеко идти не пришлось: мальчики столкнулись в коридоре. Мантия Драко, также вооружившегося серпом, была не застегнута, а из-под нее виднелся такой же, как и у Гарри, свитер, только белый и с вышивкой в виде Шведского Короткорыла, выдыхающего пламя***.
Когда мальчишки вернулись в дом, левитируя свою добычу – обрядовую омелу трогать руками запрещено – подготовка к празднику шла уже полным ходом. Парадную дверь Малфой-мэнора украсил огромный венок из ветвей остролиста с ярко-красными ягодами, на стенах эльфы развесили плющ. Можжевельник, дрок, ветви сосны и ели, алые розы и гвоздики составляли причудливые композиции в вазах, расставленных по всем комнатам. Одуряюще пахло яблоками и восковницей. Четыре омелы Гарри и Драко с помощью магии прикрепили над дверьми парадного и черного входа, гостиной и бального зала, а еще четыре, злорадно переглянувшись, отправили в свободный полет по поместью. Мальчики едва успели наложить последнее заклинание, как домовик сообщил, что их уже ждут в холле, где собрались все обитатели и работники поместья и их семьи.
Когда Гарри и Драко вошли, в празднично украшенном холле уже выстраивалась длинная процессия. Едва мальчики встали рядом с отцом, Блэк, возглавлявший шествие, шагнул через порог услужливо распахнутой домовиками парадной двери. В руках он держал странный вытянутый предмет, похожий на широкий поднос, накрытый черным шерстяным покрывалом. На подносе стояла, сверкая рубинами, золотая чаша, окруженная тремя красными свечами из восковницы. В чаше плескалось красное вино****. За сыном последовала Валбурга с корзинкой, полной пирогов, яблок, бус из сухого шиповника и боярышника, а также разноцветных фигурок людей и животных, выпеченных из теста. Стенки корзинки были обложены колосьями пшеницы, посыпанными мукой. За леди Блэк из дома вышли Люциус и мальчики. После них – все остальные. Сириус обходил мэнор по часовой стрелке, двигаясь как можно осторожнее, стараясь не расплескать вино. Время от времени все хором повторяли древнее приветствие, приглашающее в дом любого путника, а также души умерших предков. Домовики мэнора метались от окна к окну, от дверей к дверям, проверяя открыты ли они: по традиции в эту ночь запрещено запирать окна и двери.
Завершив обход поместья, Сириус повел всех в плодовый сад. Дойдя до старой, узловатой яблони, рядом с которой возвышался круглый каменный алтарь, лорд Блэк осторожно сгрузил на него свою ношу. Валбурга, передав корзинку Драко, помогла перенести на алтарь свечи и чашу, расправить на нем черную ткань и установить еще одну свечу. Колючий зимний ветер постоянно пытался задуть посвященные Богине-Матери зачарованные свечи, но те, защищенные магией, словно не замечали его попыток.
Женщины и девочки присоединились к Сириусу и Валбурге. Все вместе они начали украшать алтарь ветвями вечнозеленых растений и раскладывать на нем содержимое корзинки леди Блэк. Мужчины же, во главе с Люциусом, отправились в еще один обход поместья. Лорд Малфой доставал из кожаного мешочка пепел, оставшийся от прошлогоднего Йольского костра, и маленькими щепотками бросал его вверх, благословляя будущий урожай и приплод скота.
Мальчишки, под руководством Гарри и Драко, облепили яблоню, украшая ее бусами из засушенных ягод, яблоками, пирогами, испеченными в форме солнечного колеса*****, разноцветными ленточками, фигурками и свечами. Зеленые свечи были символом дома, благоденствия и благополучия, вечной надежды на новую жизнь. Белые – серебряного звёздного чертога, откуда на землю возвращается Король Дубовых Листьев. Красные – Бригит, матери всего сущего******. Черные – торжества Тьмы, ее, пусть и временной, победы над Светом.
Закончив наряжать дерево Йоля, Гарри спрыгнул на землю и машинально потер царапину на щеке, заработанную им, когда он чуть не сверзился с яблони, закрепляя на самой ее верхушке наконечник копья.
– Надо пластырем заклеить, – робко сказал кто-то рядом. Гарри обернулся: рядом с ним стояла худенькая бледная девочка, одетая в маггловскую одежду. Он недоуменно взглянул на нее, не понимая, что маггла забыла на их семейном празднике, но все-таки, мило улыбнувшись, взмахнул палочкой, выписывая слова в воздухе:
«Привет, я раньше тебя никогда не видел. Ты первый раз отмечаешь Йоль в мэноре?»
Девочка в волнении затеребила молнию на своей курточке и, кивнув, бессвязно залепетала:
– Я давно хотела… праздник у волшебников… и вот… лорд Малфой разрешил… папа там, с ним, – и она ткнула пальцем в сторону процессии мужчин, возвращавшихся к алтарю.
Гарри слегка нахмурился, пытаясь догадаться, кто из них ее «папа».
«А как его зовут?» – уточнил он.
– Кевин… Кевин Кларк…
«Так ты дочь моего учителя? – оживившись, заулыбался мальчик. – Прекрасно! Рад познакомиться с тобой. А как тебя зовут?»
– Хоуп******.
«Хоуп? – Гарри немного удивился странному маггловскому имени, но скрыл это. – Красивое имя».
– Анри, – надменно, растягивая гласные, произнес Драко, немедленно подошедший к Гарри, – ты познакомишь меня со своей собеседницей?
«Драко, это Хоуп Кларк, Хоуп, это Драко Малфой, мой брат».
Драко церемонно склонил голову:
– Рад знакомству, мисс Кларк.
Девочка смущенно улыбнулась, но, прежде чем она что-то ответила, к детям подошли Люциус и Кевин.
– Может, все-таки останетесь, хотя бы на праздничный пир? – продолжая разговор, спросил Малфой.
– К сожалению, мы не сможем. Я волнуюсь за Аманду. Я был против четвертого ребенка: здоровье моей жены оставляет желать лучшего, но в некоторых вопросах с женщинами спорить бесполезно, – Кларк беспомощно развел руками и улыбнулся дочери: – Вижу, что ты уже познакомилась с Анри и Драко.
Девочка кивнула и обреченно спросила:
– Нам уже пора?
– Да, нам не следует оставлять маму одну надолго, – подтвердил Кевин.
– Вы можете оставить дочь у нас – мальчики за ней присмотрят, – любезно предложил Малфой.
Последнее время Люциус кардинально изменил свое отношение к сквибам и «магглорожденным». Он осознал, что борьба и разногласия с ними могут привести к печальному финалу: волшебники исчезнут под напором сплоченных и многочисленных магглов.
Услышав предложение отца, Драко не сдержался и бросил на него недовольный взгляд. Он не выносил, когда кто-то претендовал на внимание Гарри. И лишь понимание, что его протест ни к чему не приведет, заставило его промолчать. Ему немедленно захотелось стукнуть пигалицу чем-нибудь тяжелым, и Драко стал лихорадочно придумывать, какую пакость подстроить нежеланной гостье.
– Нет, – к вящей радости Драко отказался Кевин. – Простите, лорд Малфой, но мы решили отметить этот праздник всей семьей.
Попрощавшись, Кларк взял дочь за руку и повел ее к воротам поместья, за которыми оставил машину. Хоуп обернулась и робко махнула им рукой. Гарри тоже помахал ей в ответ, Драко же лишь сухо кивнул и, схватив свою «собственность» за руку, буквально потащил Гарри в мэнор, куда уже пошли все участники праздника.
Большой обеденный зал поместья встретил гостей поместья столами, ломящимися от разнообразных блюд. На центральный стол, за которым должны сидеть хозяева, домовики водрузили тушу здоровенного кабана, запеченного целиком. Гарри, ехидно хихикнув и воровато оглянувшись – не смотрит ли на него кто-нибудь? – втолкнул в пасть кабана яблоко, отчего тот потерял грозный вид и стал походить на мирную домашнюю свинку, жующую свой обед.
Заметивший эту проделку Сириус лишь покачал головой, про себя отметив, что Мародерам подрастает достойная смена.
Взрослые со смехом и шутками занимали свои места, дети же выстроились в очередь перед центральным столом. Малфой и Блэк встали перед ними и кивнули головой первой паре мальчиков. Как по команде, все в зале замолчали и над залом зазвучали гимны, прославляющие Божественного ребенка, победившего Тьму, и Великую Мать, Создательницу всего сущего. Юные певцы, в основном, по двое-трое, а когда и по одному, старательно выводили старинные гимны и баллады, получая в награду волшебные сладости и серебряные сикли. Приняв заработанные подарки, довольные дети бежали к родителям.
Взрослые активно участвовали в импровизированном концерте, поддерживая маленьких певцов аплодисментами и подхватывая песню, если кто-то из детей терялся и забывал слова.
Последним к столу подошел Драко. Он запел весьма фривольную балладу о молодом охотнике, решившем подсмотреть за купающимися дриадами. Красочные, лишь слегка завуалированные описания женских прелестей вызвали одобрительный свист и гогот мужчин, румянец и смущенное хихиканье женщин. Судя по довольной мордашке Гарри, он заранее знал об этой выходке Драко. Люциус, сохраняя невозмутимое выражение на лице, склонился к уху Сириуса и тихо прошипел сквозь зубы:
– По-моему, я давненько не порол наших сорванцов.
– А, по-моему, ты вообще их ни разу не порол, – также тихо парировал Блэк.
– Пора начинать, – зловеще улыбнувшись мальчику, что, впрочем, не оказало на него заметного влияния – тот даже не дрогнул – пообещал Малфой.
– Поздно, – отметил Сириус и подмигнул Драко.
Красивый, хорошо поставленный (занятия с профессиональным итальянским певцом явно не прошли даром) голос мальчика звенел под сводами зала. Закончив песню, он артистично раскланялся под гром аплодисментов и подошел к отцу за положенной наградой. Люциусу ничего не оставалось, как наградить его сладостями и сиклем. Он лишь ядовито сообщил сыну, что за содержание баллады он получит отдельный подарок… позже. Сириус, не обратив внимания на недовольство Малфоя, добавил певцу от себя галеон за «необычный репертуар».
После того как Драко занял свое место, Люциус вытащил фамильный кинжал и разрезал кабана на куски, которые эльфы немедленно переместили на блюда и расставили по всем столам. Сириус же торжественно зажег светильник Йоля, ознаменовав тем самым начал пира. Пряный сидр (для взрослых) и яблочный сок (для детей) буквально лились рекой. Блюда с едой опустошались, чтобы тут же быть замененными на новые. После того как первый голод был утолен, часть гостей переместилась в бальный зал, где специально приглашенные музыканты уже играли танцевальные мелодии. В дверях зала то и дело возникали заторы, когда пары, оказавшиеся под омелой, начинали целоваться, подзадориваемые другими гостями. Отовсюду слышался радостный смех, весело блестели глаза, краснели румянцем щеки кружившихся в танце людей. Гости постоянно сновали между комнатами, то танцуя в бальном зале, то участвуя в разнообразных играх в гостиной, то возвращаясь к столам. Когда стемнело, все снова покинули дом, отправившись в сад.
Люциус высыпал из мешочка остатки пепла прошлогоднего костра на сложенный из поленьев высокий шалаш и несколько раз с силой стукнул друг об друга два осколка кремня, высекая искры. По небольшой охапке сухой травы пробежались сначала робкие, а потом все более сильные язычки огня, и вот уже к темному небу взметнулось пламя, рассыпая искры – разгорелся новый костер Йоля, знаменующий собой начало нового года. Выхватив с помощью чар левитации небольшую щепку, леди Блэк направила ее к яблоне, виртуозно поджигая закрепленные на ней свечи. Вокруг костра возник хоровод, время от времени змейкой перемещающийся то к яблоне и алтарю, то возвращающийся обратно к огню. Веселье продолжалось. Дети срывали с дерева подвешенные на нитках домовиками, пока все были в мэноре, небольшие подарки и сладости. Взрослые и молодежь водили хоровод, целовались, шутили, желали друг другу всяческих благ. С холма за садом скатили зажженное колесо Йоля.
Спустя некоторое время, Гарри тихонько ускользнул из сада, направившись в свои комнаты: его ждал очищающий ритуал. Ванна уже была заполнена водой с отварами трав. Мальчик вдохнул аромат, наполняющий ванную: ромашка, чистотел, полынь. Окунувшись в воду с головой, он расслабился, наслаждаясь горячей водой. Вынырнув, устроился удобнее и погрузился в медитацию, освобождая сознание от посторонних мыслей. Очнулся он, почувствовав, как уходит вода. Гарри поднял голову – возле него стоял Сириус с кувшином воды из семи источников. Дождавшись, когда последняя вода исчезнет в сливном отверстии, крестный принялся обливать мальчика из кувшина, бормоча ритуальные очистительные формулы на латыни. Прохладная вода приятно скользила по распаренной коже Гарри, даря ему ощущение бодрости и свежести.
Ближе к полуночи, когда поленья костра превратились в угли, а на яблоне погасили все свечи, кроме черных, наступила пора обрядовых песнопений, призванных помочь Богине даровать миру молодого Бога. Сириус увел всех молодых людей, не достигших совершеннолетия, в мэнор. Там, на большом толстом ковре перед камином, в котором с утра медленно тлело Йольское полено, до самого рассвета он будет рассказывать им старинные легенды и сказания.
Взрослые же окружили алтарь. Из-под ветвей яблони выступил Гарри, вернувшийся к этому моменту из дома, и лег на алтарь, где заранее освободили место, отодвинув подношения духам природы и душам мертвых и постелив овечью шкуру. Валбурга дала ему выпить зелье, погружающее в глубокий транс. Она и Люциус решили объединить обряды Йоля и инициации, чтобы избежать любого риска для мальчика. Пока остальные взрослые пели обрядовые гимны, леди Блэк и Малфой-старший проводили инициацию Гарри. Дыхание мальчика становилось все реже и неслышнее, но вдруг он выгнулся на алтаре и захрипел. Яркий белый свет окутал его, словно кокон шелкопряда. Перепуганные Люциус и Валбурга кинулись к нему, чтобы прервать обряд, но их просто откинуло в сторону, чуть не разорвав при этом обрядовый круг.
Выпив зелье, Гарри ощутил, что проваливается во тьму. Очнулся он в странном месте, напоминающем пустыню, в которой они как-то побывали всей семьей. Только песок был не желтым, а черно-красным, похожим на запекшуюся кровь. Гарри нахмурился, пытаясь сообразить, что ему следует делать, и тут же вздрогнул от громкого мужского рыка, раздавшегося за его спиной:
– Проклятый урод! Ненормальный!
Гарри резко обернулся и увидел жирного мужчину, покрытого черными, гнойными язвами. Стоящая рядом с ним худая блондинка с такими же язвами поддержала толстяка противным визгливым голосом:
– Посмотри, что ты сделал с нами! Это все твоя вина, мерзкий гаденыш! Ты такой же никчемный, как и твои родители! Сын алкаша и шлюхи! Тебе нельзя позволять жить с нормальными людьми!
– Я позволил взять тебя в свой дом, ненормальный, и так ты отблагодарил меня?! – лицо мужчины перекосилось от гнева, изо рта летели слюни. Он медленно надвигался на Гарри, держа в руках ремень. – Мне надо было сразу же выкинуть тебя на помойку, как только Петунья обнаружила тебя на нашем крыльце! Там твое место! Лучше бы ты сдох вместе со своими родителями, а не портил жизнь приличным людям! Но сейчас я тебе покажу, как заниматься своими уродскими выходками!
Гарри даже не вспомнил, что все это – иллюзия, его страхи, которые ему необходимо побороть. Так же легко из его головы вылетели шесть лет жесткой муштры Кларка и вампира. Он словно снова превратился в необученного четырехлетнего ребенка. Мальчик пятился от здоровяка, с отчаянием понимая, что противопоставить ему нечего. Мужчина был тяжелее его фунтов на двести. Оставался один выход – задать стрекача, надеясь, что жирный громила его не догонит. Мальчик повернулся, но тут же почувствовал, как его шею обвивает широкий ремень. Резкий рывок уронил Гарри, и на него тут же навалился толстяк, заламывая ему руки за спиной и продолжая затягивать ремень на его горле. Блондинка схватила мальчика за ноги, не давая ему вырываться. Гарри захрипел и выгнулся дугой, борясь за глоток воздуха. «Дядя Вернон и тетя Петунья, – мелькнуло у него в голове понимание того, кем же были эти незнакомцы, прежде чем его сознание начало угасать, и он неслышно, одними губами взмолился: – Мама…»
Ослепительный свет проник сквозь закрытые веки мальчика, и он ощутил, как навалившиеся на него люди и ремень с его шеи исчезли. Отдышавшись, он осторожно приоткрыл глаза и увидел беспомощно барахтавшихся в песке бывших опекунов, оплетенных веревками.
– Петунья! – воскликнул за его спиной разгневанный женский голос. – Ты как была, так и осталась завистливой, подлой дрянью!
Гарри сел, потер болевшую шею и осторожно обернулся на голос. Шикарные рыжие локоны обрамляли лицо зеленоглазой женщины, стоявшей с палочкой в руке, а рядом с ней… Гарри вскочил на ноги и бросился к блондинке, обнимая ее за талию и прижимаясь головой к ее груди.
– Мама, мама, мамочка, – лепетал он, вдыхая такой родной и знакомый запах, даже не осознавая, что впервые после смерти Нарциссы, заговорил.
Блондинка ласково провела рукой по растрепанным волосам мальчика:
– Я тоже рада тебя видеть, ненаглядный мой, – Нарцисса осторожно, двумя пальчиками, приподняла подбородок Гарри, заставляя приемного сына посмотреть себе в глаза: – Меня очень огорчает, что ты винишь себя в моей смерти. Ты должен помнить, что я люблю тебя, и что твоя жизнь и счастье – это главное для меня. Пообещай мне, что больше не будешь изводить себя подобными глупостями!
– Конечно, мама, – без тени сомнения поклялся Гарри, готовый выполнить любую просьбу Нарциссы.
Тем временем рыжеволосая ведьма подошла к Вернону и от души пнула того под зад остроконечным носком туфли:
– А тебя, жирный похотливый козел, я проучу по-своему, – она сделала замысловатый взмах палочкой, накладывая на толстяка невербальное заклятие. – Теперь ты не сможешь приставать как к маленьким беззащитным мальчикам, так и к собственной противной супруге!
Вернон взвыл, извиваясь и тыкаясь лицом в песок, не в силах произнести ни слова. Закончив с толстяком, рыжеволосая повернулась к лежащей рядом с ним жене, замершей в испуге, словно кролик перед лисицей:
– Петунья, ты предала нашу семью, меня. Ты превратила моего сына в бесправного раба, вынужденного выполнять непосильную работу. Ты даже не подумала пресечь грязные поползновения своего мужа-извращенца. Наши родители безмерно огорчены тем, во что ты превратилась. Они бы тоже хотели побеседовать с тобой, но не смогли. Тот ад, в котором ты сейчас находишься, служит достойным наказанием за твои поступки. И пока ты не осознаешь свою вину и не раскаешься, ты будешь пребывать в нем. А теперь вам пора вернуться в то болото, откуда вы выползли, – подчиняясь взмаху палочки, Вернон и Петунья исчезли, провалившись в появившуюся под ними черную дыру. Лили же подошла к Нарциссе и Гарри и, аккуратно вытянув мальчика из объятий леди Малфой, прижала его к себе: – Я так рада, что смогла встретиться с тобой, малыш!
– Лили… мама… – неуверенно произнес Гарри.
– Не смущайся, – ободрила его рыжеволосая волшебница, – я тоже считала своими родителями неродных мне людей. Прости, что не смогла защитить тебя. Что ты вынужден был расти в доме моей ужасной сестры и ее мужа, и если бы не Северус и Малфои…
– А… Дже… отец? – с надеждой оглядываясь по сторонам, спросил мальчик.
– Он тоже хотел пообщаться с тобой, но эта ночь принадлежит матерям. Ты призвал нас, и мы смогли прийти тебе на помощь. Джеймс велел сказать тебе, что он гордится тобой, наш маленький храбрый сын! И просил передать свою благодарность Северусу, Люциусу и Сириусу.
– Да уж, – ехидно хихикнула Нарцисса, – и от меня, заодно, передай привет двум последним. Мой муженек и кузен отличились, нечего сказать!
– Ты… не сердишься на них? – с легким испугом уточнил мальчик.
– Конечно, нет! – безапелляционно отрезала Нарцисса. – Я люблю их обоих и рада, что они нашли свое счастье друг с другом. Но ты, – блондинка буквально расплылась в ядовитой ухмылке, – можешь как следует напугать их, заявив, что я рву и мечу, с нетерпением поджидая встречи с ними!
Нарцисса вновь заключила в свои объятья радостно захихикавшего Гарри, и он замер, наслаждаясь теплотой и любовью, исходящими от обеих женщин.
– Так, так, – прервал семейную идиллию надтреснутый старческий голос, – что тут у нас? Две заботливые клуши и маленький цыпленок. Не многовато ли, для одного?
Женщины возмущенно вскинулись и тут же, отпустив сына, почтительно поклонились одетой в изодранные черные обноски старухе, приветствуя Богиню-мать. Гарри внимательно разглядывал стоящую перед ним пожилую женщину, сжимавшую в руках какой-то сверток. Ее худые босые ноги были покрыты уродливыми клубками багрово-синих вен, и мальчику на миг показалось, что такие же клубки покрывают растянутый живот истерзанной бесконечными беременностями и родами женщины.
– А это уже совсем невежливо! Заглядывать леди под платье! – голос старухи стал молодым и звонким, а бесцветные глаза налились голубизной весеннего яркого неба. Гарри ощутил щелчок по носу. Потирая пострадавшую часть лица, он торопливо пробормотал извинения.
– Великая Мать, – Нарцисса выступила вперед, просительно глядя на пришелицу, – в эту праздничную ночь, позволь молить тебя о милости! – и она опустилась перед Богиней на колени, целуя край ее одежды.
– И что же ты хочешь, дочь моя? – насмешливо осведомилась старуха.
– Благослови нашего сына! – выдохнула Нарцисса.
– Благослови, – эхом поддержала ее Лили, также опускаясь на колени.
– Что ж, – Бригит внимательно оглядела мальчика, – просьбы матерей священны. Подойди ко мне, цыпленок.
Гарри, скрывая охватившую его робость, подошел к Богине и, подчиняясь рывку Нарциссы, ухватившей его за подол мантии, встал на колени.
Старуха удобнее перехватила недовольно закряхтевший в ее руках сверток и наклонилась к мальчику, целуя его в лоб. Из свертка высунулась маленькая детская ручонка и крепко ухватила Гарри за прядь волос.
– Смотри-ка, – заливисто рассмеялась Бригит, – ты и моему сыночку пришелся по вкусу.
Придерживая ребенка одной рукой, второй она попыталась разжать крохотные пальчики, чтобы освободить Гарри. Из свертка послышался возмущенный рев младенца. С трудом вызволив из крепкой хватки сына волосы юного волшебника, старуха без всякого стеснения обнажила обвислую грудь, всю в растяжках, похожих на старые побелевшие шрамы, и сунула крупный темный сосок в раскрытый ротик младенца. Плач немедленно затих, сменившись довольным причмокиванием. Богиня задорно улыбнулась Гарри и поинтересовалась:
– Раз уж ты так хорош, может быть, и у тебя есть какая-нибудь просьба ко мне?
Гарри снизу вверх умоляюще посмотрел на Великую Мать:
– Мой крестный… он… у него тоже будет ребенок… можно, чтобы с ним все было хорошо?
– Знаю, – нахмурилась Бригит, ее голос снова стал по-старчески ворчливым. – Не след мужчинам рожать, для этого женщины предназначены! Вам же, людям, все неймется, и этой вертихвостке, прислужнице вашей, тоже. Сначала нарушаете божеские законы, а потом хотите, чтобы у вас все хорошо было!
– Прислужнице? – растерялся Гарри, не в силах понять, о чем, собственно, идет речь.
– Да магии вашей, – объяснила Мать Холодов, сердито поджимая губы. – Вот, ужо, прижму ей хвост, чтоб знала! – и она погрозила кулаком куда-то в сторону. Гарри заворожено наблюдал за кулаком со старческими узловатыми пальцами, обтянутыми кожей, похожей на пергамент.
– Ладно, – заключила Богиня-мать. – Обещанного назад не беру. Передашь этот поцелуй крестному своему, тьфу ты, срам какой, мужику рожать! – и с этими словами старуха вновь склонилась к Гарри, целуя его в губы. – Да смотри, в живот его поцелуй, чтобы и он живой остался, и детки его, – саркастически усмехнувшись, наказала она. – Ну все, цыпленок, тебе пора.
– Детки? – успел ошарашено переспросить Гарри перед тем, как все перед ним поплыло, и он осознал, что сидит на каменном алтаре, тяжело дыша, как после быстрого бега.
К нему тут же подскочил перепуганный Люциус с совершенно шальными глазами и принялся лихорадочно ощупывать мальчика, словно пытаясь определить, все ли его конечности на месте. Гарри, еще не отошедший от шокирующего заявления Богини-матери, изумился еще больше: он впервые видел страх отца. Даже в критической ситуации в министерстве лорд Малфой выглядел раздраженным, печальным, гневным, но не испуганным.
– Со мной все в порядке, отец, – Гарри поспешил успокоить взволнованного родителя и лукаво улыбнулся. – Мама передавала привет тебе и Сириусу.
– Люциус, – бледная Валбурга осторожно дотронулась до плеча зятя, – взгляни на его лоб.
Мальчик удивленно посмотрел на леди Блэк, а потом оглянулся на молча застывших вокруг алтаря фермеров и работников семьи Малфой.
Вскоре после того, как волшебный мир узнал, кем является воспитанник Люциуса, Гарри посетил вместе со своей семьей Косой переулок и увидел фанатичное обожание в глазах большинства волшебников. И если бы не присутствие отца и Дарка, отпугивавших практически всех жителей магического мира одним своим надменным и угрожающим видом, то Гарри, скорее всего, порвали бы на сувениры его многочисленные поклонники. С тех пор мальчик соглашался посещать магический Лондон только скрыв свою личность. И он был безмерно благодарен всем обитателям поместья, что их отношение к нему совершенно не изменилось. Для них он так и остался «молодым господином Анри». Сейчас же в глазах суровых немногословных фермеров и их хозяйственных пухленьких жен он видел то же преклонение, что и у других волшебников.
Люциус откинул челку Гарри, открывая лучший вид на то, что и так было невозможно скрыть: бледный шрам от заклятия Темного Лорда исчез, а вместо него на лбу мальчика сиял трискел*******.
– Благословение Великой Матери, – прошептал Малфой. И, пропустив между пальцев ярко-зеленую прядь волос воспитанника, обреченно закончил: – И Короля Дуба.
– Гм, – Гарри заерзал на овчине, не понимая, что произошло, и ощущая себя крайне неловко, – мне нужно увидеть крестного и передать ему кое-что. Пойдем?
– Пойдем, – послушно повторил лорд Малфой и, развернувшись, направился в поместье.
Все еще пребывая в ступоре, Люциус вошел в гостиную. За ним в комнату тихонько проскользнул Гарри. Молодежь и дети вповалку спали на ковре, подложив под голову подушечки, принесенные эльфами, или просто друг на друге. Сириус сидел перед камином, задумчиво глядя на переливающиеся всеми оттенками красного угли. Услышав, что кто-то вошел, он встрепенулся и, заметив крестника, облегченно выдохнул.
– Сириус, – тихонько прошептал Гарри, – мне нужно кое-что рассказать тебе, пойдем в твою комнату?
Как только Блэк, Малфой и Гарри переместились в спальню и к ним присоединилась леди Блэк, которая завершила ритуал Йоля, проводила всех гостей к их детям, чтобы те забрали их и отправила всех по домам, взрослые внимательно выслушали подробный рассказ мальчика о том, что с ним произошло. Заставив крестного снять мантию и расстегнуть рубашку, Гарри поцеловал живот Сириуса чуть выше пупка, где на миг появилось белое свечение, которое тут же как будто впиталось в его кожу. Гарри же, словно потратив последние силы на этот ритуал, сразу же заснул, провалившись в крепкий сон. Крайне уставшая леди Блэк отправилась к себе. Люциус отнес сына в его спальню и вернулся к Сириусу. Он все еще не пришел в себя. Блэк, поняв состояние своего супруга, попытался его успокоить:
– Ну что ты так переживаешь? К Гарри вернулась речь. Все же закончилось благополучно?
– Благополучно?! – прорычал Малфой – его волнение все же вырвалось наружу. – Ты называешь это благополучным?! И эти… действительно, клуши… о чем они только думали?!
– Да в чем дело-то?
Люциус обвел глазами комнату, словно что-то разыскивая, потом подошел к столу, грохнул стоящую на нем вазу с цветами и ветвями ели и с наслаждением начал растирать сапогами осколки, стремясь превратить их в мелкую пыль. Отведя душу, он уселся в кресло, и, наконец, соизволил объяснить Сириусу:
– Дело в благословении Бригит. Назови мне волшебников Англии, получивших подобное благословение.
– М-м-м, точно не скажу, но, по-моему, это Мерлин и Салазар Слизерин.
– Вот именно! – Малфой снова вскочил с кресла и заметался по спальне. – Мерлин и Салазар Слизерин! Ты можешь назвать их жизнь спокойной и благополучной? Да, они жили долго, но вот счастливо ли? Вряд ли! И, кстати, их мертвых тел так никто не увидел! В один прекрасный момент они просто исчезли! Все эти легенды о вечном сне, отбытии на зачарованный остров, или ссоре Основателей не более чем сказки и домыслы! А благословение Короля Дуба? Точно помню о Ланселоте. Кто там еще был? Неважно – ничем хорошим для них вмешательство богов не закончилось! Я так старался устроить стабильное будущее своим сыновьям! И вот! Все пошло прахом! Все прахом… – закончил он уже совершенно безнадежным тоном и буквально рухнул в кресло.
– Ш-ш-ш, – Сириус подошел к супругу и стал успокаивающе поглаживать его по голове, потом вытащил его из кресла, раздел и потянул в кровать, покрывая поцелуями шею и лицо Люциуса. – Мы будет рядом с ними, поможем им во всем. Сделаем так, чтобы дети были счастливы.
Увидев, что супруг практически раздавлен произошедшим, Сириус внезапно вспомнил их свадебный ритуал и клятвы, данные ими друг другу. Сириус и Люциус сыграли тихую свадьбу в узком семейном кругу две недели назад. Что, впрочем, не уберегло их от пристального внимания прессы. Ежедневный Пророк посвятил им целый выпуск, в котором был также подробный экскурс в историю однополых взаимоотношений в среде волшебников. Почти при любом упоминании свадьбы Блэка и Малфоя подчеркивалось, что аристократы решили связать свои жизни ради спокойствия детей, что не могло не вызвать умиление у большинства домохозяек магической Британии, поэтому ни одного громовещателя молодожены не получили. Кроме того, в газете подробно описывался ущерб, понесенный волшебным миром из-за маггловских предубеждений, привносимых в среду магов магглорожденными. Подробно объяснялось, почему только магии дано решать, достойны ли те или иные маги рождения ребенка, обладающего волшебством. Рита Скиттер даже раскопала историю тесной «дружбы» молодых Дамблдора и Гринденвальда. Валбурга была так довольна расторопностью сотрудников газеты, что и редактор, и сама Скиттер получили от нее солидное вознаграждение, помимо ежемесячных обязательных сумм.
История, случившаяся с Гарри, не особенно взволновала Сириуса. Он был фаталистом, уверенным, что от судьбы не уйдешь. Люциус же всегда стремился все тщательно спланировать, поэтому это происшествие выбило его из колеи. Увидев состояние супруга, Сириус не мог не оказать ему всяческую поддержку. Решив отвлечь Люциуса от мрачных мыслей, Блэк вдруг ощутил, что его все больше и больше увлекает этот процесс. Они были близки только один раз, в день смерти Нарциссы, потом же их пара была слишком занята повседневными делами и заботами, состоянием здоровья Сириуса, которого мучил сильнейший токсикоз, да и отдельные спальни не способствовали «тесному общению». Благодаря своей анимагической форме, Блэк обладал более острым обонянием, чем другие волшебники, что оказало ему дурную услугу. Из-за этого во время беременности его постоянно рвало, стоило ему почувствовать какой-нибудь сильный аромат – кофе, сыр, переусердствовавшие с духами дамы (Малфою даже пришлось отказаться от одеколона, чтобы супруг мог спокойно поесть, сидя рядом с ним) – как Сириусу приходилось сбегать в ванную комнату. Сейчас же, несмотря на то, что кожа Люциуса буквально пропиталась запахами трав, яблок, восковницы и пота, Блэк не ощущал никаких признаков тошноты. Наоборот, ему неожиданно понравилось собирать губами терпкий, соленый пот супруга. Сириус с наслаждением вылизывал Малфоя, словно собака своего новорожденного щенка. Неожиданно Люциус, пассивно лежавший на кровати, отодвинул Блэка от себя и сдернул с него так и не застегнутую после поцелуя Гарри рубашку и также быстро освободил супруга от брюк и нижнего белья. Затем, откинувшись на подушки, Малфой приглашающее-бесстыдно раздвинул ноги и развратно ухмыльнулся:
– Всегда хотел узнать, что чувствуешь, находясь снизу.
Их вторая близость была совсем не похожа на ту, яростно-агрессивную, первую. Она была наполнена нежностью, лаской и любовью. Невысказанные, но принятые ими обещания поддержки и помощи друг другу во всем как будто витали в воздухе, по-настоящему объединяя их.
* Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae – вот место, где смерть охотно помогает жизни (лат.).
** – Рассказывают, живёт такой зверь. Он огромен, он пушист и прожорлив. Кто знает его, откуда берётся гуляка ночной, хватающий зазевавшихся лентяев ночами? Нерадивых, кто "дров не рубил, воды не носил" поджидает Кот, охотится тёмными ночами как на мышей. Он уж знает, как их отличить: бездельники встречают праздник в старой одёжке, не во что нарядиться белоручкам. Коль не напрял, не наткал – не в чем щегольнуть в праздник будет. Кто сидит сложа руки – останется без подарков и сюрпризов на Йоль. Кто пустой болтун и лежебока – того поймает Йольский Кот. И съест. Цап-царап. (Johannes ur Kotlum).
*** Шведский Короткорыл – симпатичный дракон серебристо-голубого цвета. Пламя, выдыхаемое им ярко-голубого цвета. («Волшебные твари и где их найти»).
**** – треугольник из красных свечей, обращенный вершиной вниз, символизирует плодородное, кровоточащее Материнское лоно, чаша с жертвенным вином – священную кровь Роженицы, а золотистая свеча над основанием треугольника, которую установят позднее, на алтаре и зажгут в предрассветные часы, возвестит скорое рождение Солнечного Младенца.
***** – название праздника «Йоль» (колесо) произошло из-за того, что солнечное колесо (свастика) – это главный символ Солнца. Символически это представлено обычаем зажигать колесо и скатывать его, охваченное пламенем, со склона холма. Помимо светлого значения, это еще и день усопших, и время жертвоприношений для мира и благополучия в наступающем году.
****** – на Самайн Бог умирает и, открывая дверь между мирами, уходит в чертоги мертвых. Триединая (она имеет три ипостаси: девушка, мать, старуха) богиня Бригит в дни Самайна делится на две ипостаси – молодая, плодородная ее часть идет за мужем в потусторонний мир, а на земле остается Мать Холодов – Богиня-Старуха, воплощение смерти и разрушения. «Живая» часть богини соединяется со своим мужем, Королем Остролиста, и зачинает нового бога, будущего Короля Дуба. Это период безвременья, ожидания, время перехода между закончившимся уже, по сути, старым солнечным годом и еще не начавшимся новым. На Йоль приходит пора родов, Богиня-Старуха, Владычица Холодов, рождает молодого солнечного Бога-Младенца, олицетворяя принцип рождения жизни из смерти, или же порядка, появляющегося из хаоса. В ту же ночь новорожденный Бог светлой части года начинает битву со старым королем, своим отцом, за право остаться в мире живых, и через дюжину дней и ночей побеждает его, а с его победой начинается светлая половина года.
****** Hope – надежда (англ.).
******* – трискел представляет собой три соединенные между собой спирали, образующие в центре треугольник и называется «Спиралью жизни». Этот символ обозначает основные элементы Вселенной (земля, море и небо), либо цикл человеческой жизни (рождение, смерть и возрождение), либо триединый образ Матери-Богини (девушка, мать, старуха).
@темы: Традиционное воспитание, Мои фантазии
-
-
17.03.2010 в 14:58-
-
19.03.2010 в 22:55С нетерпением жду продолжения =)
-
-
24.03.2010 в 10:43-
-
24.03.2010 в 12:52-
-
27.03.2010 в 14:04